Иван Ростиславич — московский правитель-«варяг» середины XII века — Родина

Оборона и обустройство юго-западного угла Суздальщины не было первой службой князя Ивана у дальнего родственника. Три предыдущих года он провёл в заволжских владениях Мономашича, начав превращение полученной во временное держание суздальской волости в «новую Галичину» в бассейне верхней Костромы².

Князя сопровождал боярин или тиун Долгорукого, объявивший «московлянам» о назначении в их городок правителя, который будет теперь держать юго-западную окраину Суздальщины под рукой своего «сюзерена». В окружавшей Ивана дружине ещё преобладали верные «выгонцы» с Подкарпатья — галичане, звенигородцы и перемышльцы, а также казаки-берладники с низовьев Дуная. Но за семь лет скитаний по Руси неудачливого претендента на златокованый стол Галича к нему прибилось какое-то количество киевлян, черниговских севруков и вятичей, смолян. Были уже в дружине и суздальцы, и выходцы из Заволжья — причудливая смесь из мерян, словен, кривичей и новгородской «чуди» (ижоры и корелы).

Новая волость Берладника обнимала среднее течение Москвы-реки, большую часть долины Рузы, бассейн Пахры, верховья Клязьмы и Нары³. Впереди у князя Ивана и его спутников были будничные для князя с дружиной труды. Суд и расправа, поддержание мира и порядка. Поновление существующих городков и возведение новых, постройка церквей и погостов, заведение слобод, сёл и бортей. Защита края от внешних вторжений и мелких набегов приграничных правителей окрестных княжеств. Ежегодный объезд волости в полюдье для сбора даней и даров…

В начальной части нашей зарисовки нет грубых искажений былого. Москва и князь Иван Берладник действительно не связаны между собой на страницах летописей и в наших представлениях о Суздальщине XII века. Тем не менее совмещение летописных известий с данными археологии и топонимики свидетельствует о том, что галицкий изгой побывал московским правителем. Его княжение в будущей столице нашей страны длилось недолго, но внесло свою лепту в закладку основ «Третьего Рима». Несколько броских «автографов» князя до сих пор красуется на картах бывших владений залесских Мономашичей: заволжский Галич и подмосковный Звенигород, а также рано угасший Перемышль (городище возле Подольска).

Единственная ошибка может быть только в указании точного времени появления князя Ивана на устье Неглимны: его правление на Москве началось в 1151-1153 годах, и сузить эту датировку сложно. Определённой дерзостью является и определение одного из подручников-ротников Юрия Долгорукого как «московского князя». Но статус Берладника в отведённой ему для прокормления Московской волости, а несколько ранее в Галиче-Мерьском почти полностью соответствовал, например, положению Рюриковичей, получавших во временное держание киевские пригороды и небольшие города в других княжениях.

Верно, что летописцы крайне редко именуют князей домонгольской эпохи по этим небольшим волостям. Такой подход принят и в научной литературе. В условиях постоянного «коловращения» князей, превращавшегося в годы междоусобиц в броуновское движение, это было бы весьма непрактично.

Однако для москвичей и жителей волости Ростиславич был именно их князем, пусть и кратковременным, но резко выделявшим город из длинного ряда других суздальских мест, управлявшихся посадниками⁴. Иван всегда оставался князем. Он был лишён практической возможности править в своих отчинных владениях, но — не права на «причастие» в других землях Руси — огромной коллективной вотчине Рюрикова рода. Оседая в каком-нибудь княжестве, он просто не мог не быть князем-правителем выделяемой ему для прокормления волости⁵.

Путь Берладника к Москве был тернист. Достаточно многочисленные известия о нём — предмет внимания историков, литераторов и даже фальсификаторов (хорошо известна поддельная «грамота Иванка Ростиславовича от стола Галичского кнезя Берладського 1134 года»⁶). Многие эпизоды его жизни разобраны очень подробно, но только те, которые описаны в летописях. Другие — покрыты завесой тайны, которая где-то навсегда останется непроницаемой. Но кое-где перед нами всё-таки лишь дымка, которая может быть развеяна.

За плечами у Ивана, родившегося около 1120 года, были детство, прошедшее в Перемышле на Сане, стольном городе деда Володаря и отца Ростислава, перевод дядей Владимиром на младший в Подкарпатье стол Звенигорода (ныне одноимённое село близ Львова), неудачная попытка вокняжиться в Галиче в январе 1145-го и бегство в Берладь. Это тогдашнее пристанище «выгонцев» из русских земель по-прежнему прячется от нас где-то в Нижнем Подунавье.

Затем последовали приход в Киев к великому князю Всеволоду Ольговичу, кратковременные службы его брату Игорю и смоленскому Ростиславу Мстиславичу. Став, как саркастически определили новгородцы, «берладьским князем», наш герой четыре года постоянно «попадает в истории».

Стоило ему прийти в Киев, как вокруг главного на Руси стола начинается растянувшаяся на несколько десятилетий междоусобица. На её отдельных этапах князю Ивану выпадала роль наиболее яркого «актёра второго плана». После участия в неудачной обороне Киева в августе 1146 года Ростиславич с дружиной пробивается в Новгород-Северский к брату пленённого Изяславом Мстиславичем великого князя Игоря Ольговича Святославу. Отступив вместе с последним в землю вятичей от соединённых сил Мстиславичей и черниговских Давыдовичей, Берладник сражался в успешном для новгород-северского князя бою под Карачевом 16 января 1147 года.

Однако затем союзника покинул и ушёл к смоленскому Ростиславу Мстиславичу. Летописи с явной укоризной отметили, что Иван силой выбил у Святослава плату за ратные услуги своей небольшой дружины в 12 гривен золота и 200 гривен серебра (за три года до этого огромное войско Всеволода Ольговича «довольствовалось» контрибуцией с Галича в размере всего лишь 1400 гривен серебра)⁷.

Следующий неприятный эпизод для Берладника — неудачный поход по распоряжению теперь уже Юрия Суздальского на новгородских даньщиков летом 1149-го: «Въ то же лето идоша даньници новгородьстии въ мале и учювъ Гюрги, оже в мале шли, и посла князя берладьскаго съ вои, и бивъшеся мало негде, сташа новгородьци на острове, а они противу ставше, начаша город чинити въ лодьях; идоша новгородьци к нимъ на третеи день и бишася; и много леже обоихъ, нъ суждальци бещисла»⁸.

На этом летописные записи о Берладнике надолго прекращаются. Хронисты вспоминают о нём только тогда, когда галицкий князь Ярослав в 1156 году упросил своего тестя Долгорукого выдать «стрыйчича». Ивана привели в Киев «в железах», и только заступничество митрополита Константина и столичного духовенства предотвратило отправку изгоя на верную смерть в Галич: «привёлъ Гюрги Ивана Ростиславича рекомаго Берладника из Суждаля окованного, хотя и дати Ярославу зяти своему, прислалъ бо бяше Ярославъ оуже по Берладника Святополка князя и Кснятина Серославича съ многою дружиною. И нача молвити митрополитъ и игумени вси Гюргеви рекуче грехъ ти есть целовавши к нему хрестъ держиши в толице нужи а и ещё хощеши выдати его на оубивство. Он же послушав ихъ пусти его опять к Суждалю окована. Оуведавъ же Изяславъ оже его опять послав Гюрги к Суждалю послав перекы ему мужи своя и поя и собе к Чернигову. И тако же избави Богъ Ивана от великия тоя нужа»⁹.

Историки делают разные предположения о причинах и продолжительности опалы¹⁰. Кто-то считает, что до неё Ростиславич успел поучаствовать в многочисленных южнорусских кампаниях князя Юрия Долгорукого 1149-1155 годов. Другие полагают, что после неудачной стычки с новгородцами галицкий изгой сразу попал в заточение. При этом неволя была настолько длительной, что Берладник под псевдонимом Даниил Заточник успел внести весомый вклад в развитие родной словесности.

Из возможных вариантов развития суздальской карьеры Ивана Ростиславича можно смело исключить участие в борьбе за Киев. В затяжном споре с племянником Изяславом важными союзниками Долгорукого были галицкий князь Владимирко, его сын Ярослав, а также уже упоминавшийся Святослав Ольгович. Для каждого из них старые счёты и непримиримая вражда делали невозможным пребывание в одном стане с Берладником. Его приемлемой для союзников службой у князя Юрия было лишь выполнение поручений в далёкой Суздальщине, как можно дальше от Днепра и Днестра. Подтверждением тому является полное умолчание летописей о галицком «неудахе» с конца 1149-го по конец 1156-го.

Между тем, стоило ему приблизиться к Киеву, Ростиславич непременно оказывался в центре внимания летописцев. Так было в 1145-1149 годах, так будет и позднее (1157-1161), в период службы у Изяслава Давыдовича, князя черниговского и киевского. Деятельная натура просто не позволила бы ему остаться в тени в богатых героическими и трагикомическими событиями южных кампаниях Долгорукого¹¹. Поэтому Ивана совершенно точно не было в суздальских полках, воевавших на Юге Руси.

Однако не будем спешить и с увеличением срока неволи, который судьба отмерила нашему герою. Берладнику действительно пришлось достаточно долго посидеть «вязнем» в порубе. Интонация обращения киевского духовенства говорит о том, что Долгорукий немало помучил своего ротника. Речь, однако, может идти о примерно двух последних годах из суздальского семилетия князя. Дело в том, что Иван нашёл способ передать весть о своих трудах на северо-восточной украине Руси, требовавших длительного пребывания на воле и притом значительно южнее холодных вод Лачеозера. Послание Ростиславича будущим поколениям доступно каждому, кто бросит взгляд на карту средней полосы России.

В пределах бывшей Суздальщины есть немало городов и сёл, рек и урочищ с чуждыми, занесёнными ещё в домонгольские времена из других русских областей прозваниями¹². Большая группа имён связана, например, с ностальгией Юрия Долгорукого по днепровским отчинам Мономаха: города Переяславль, Юрьев, Городец, реки Трубеж, Лыбедь. Немало родных прозвищ принесли с собой выходцы из близлежащих Новгородской, Черниговской и Смоленской земель.

Однако резко выделяются своей чужеродностью и одинокостью Галич-Мерьский и подмосковные Звенигород с Перемышлем. С одной стороны, подобно Переяславлю и Юрьеву это княжеские, столичные топонимы. Их не могли принести волны рядовых переселенцев, воспроизводивших на новых землях имена не столько главных городов и рек, сколько второстепенных, но близких сердцу мест и речек¹³. С другой — прозвания подкарпатских столиц совершенно не трогали Мономашичей. Занести на Суздальщину три топонима мог только представитель династии Ростиславичей. И притом тот, для которого и Галич, и Звенигород, и Перемышль были одинаково дороги.

Между тем все три города, по данным археологии, появляются в середине XII — середине XIII века¹⁴. Раскопки редко могут сузить датировку до десятилетия, а тем более до конкретного года. Поэтому позднее появление в письменных источниках играет злые игры с заволжским Галичем (1238, летописные описания Батыева нашествия) и подмосковными тёзками подкарпатских столиц (1330-е годы, духовные грамоты Ивана Калиты).

Уже не раз исследователи приписывали эту троицу Долгорукому, не слишком удачно опираясь на предположение Василия Никитича Татищева о возможности их строительства около 1152 года¹⁵. Строгие коллеги оправданно обращают внимание романтиков на то, что сам автор «Истории Российской» признавался в отсутствии у него данных об основании князем Юрием каких-либо городов, кроме Переяславля-Залесского и Юрьева-Польского. Длинный список возможных кандидатов на «усыновление» Долгоруким он составил на основе своих представлений о южнорусских именах, которые были близки суздальскому правителю. В него попали помимо киевских пригородов, действительно дорогих всем Мономашичам, захолустные смоленские и черниговские места, а также совершенно чуждые Долгорукому «червенские грады».

Однако и настойчивое омоложение, например, Перемышля, встречающееся в некоторых работах, также неприемлемо¹⁶. Позднее появление в источниках является только второстепенным аргументом. Ведь как подчёркивали патриархи ремесла: «Историку часто бывает трудно выдержать на деле старую истину, что нельзя отсутствие известий принимать за отсутствие «исторической жизни»¹⁷. Ключевое значение имеет восстановление обстоятельств появления в Залесье загадочных топонимов. При этом важно учитывать, что все эти три города, принадлежащие к большой археологической эпохе середины XII — середины XIII века, чужие для Суздальщины не только по прозваниям, но и по планировке и конструкции своих укреплений. Более того, в них прослеживается близость к крепостям Юго-Западной Руси и особенно Галичины¹⁸.

Во всех из них в большей или меньшей степени сохранились хитроумные конструкции оборонительных сооружений. Причём некоторые приёмы прямо выдают «городчика» из русско-польской «контактной зоны», протянувшейся с севера на юг от Чёрной до Червонной Руси¹⁹. Привязка этих трёх мест к Ивану Ростиславичу — единственный способ раскрытия тайны их рождения и прояснения семилетнего белого пятна в его биографии. Из всех подкарпатских Рюриковичей только для него и его врага Владимира Володаревича были дороги имена и Перемышля (старой столицы), и Звенигорода (младшего стола), и Галича (новой столицы земли). Но Иванов «стрый», как известно, никогда не бывал на Суздальщине.

Доподлинно неизвестно, когда Иван ушёл со службы Ростиславу Смоленскому и оказался у Долгорукого. Особенно удивляет то, что если Мстиславич и его брат великий князь Изяслав ещё могли помочь ему в борьбе за Галич (у Киева снова намечались трения с Владимирком), то Юрий был совершенно бесполезен в приближении Берладника к заветной цели. Что-то необычное должно было произойти, чтобы заставить Ростиславича сделать не слишком верный выбор.

Не связано ли появление князя Ивана на суздальской службе с зимним походом Мстиславичей с киевскими, новгородскими и смоленскими полками в Ростовскую землю зимой 1148-1149 года? Соединённое войско под руководством великого князя Изяслава, опытного и удачливого полководца, прошло вдоль верхней Волги: «…и мъного воеваша людье Гюргево, и по Волзе възяша 6 городъкъ, оли до Ярославля попустиша, а головъ възяшя 7000». Однако конец похода был не слишком удачен. Весенняя распутица застала полки юрьевых врагов разбросанными и отрезанными друг от друга ранней весенней распутицей на пространстве от Углича до Ярославля²⁰.

Вместо совместного возвращения князья распустили рать для отступления по разным ещё не разорённым местностям, возможно, даже не дожидаясь сбора всех передовых загонов. При этом новгородцы пошли к Новгороду, смоляне и киевляне — к Смоленску, а остальные, среди которых был и Берладник, получили предложение идти «кому куды годно» (в условиях обрыва связи в бездорожье многие отряды могли вообще не получить сигнала об отходе).

Не слишком ответственное отношение к подручникам вполне могло заставить горячего Ивана Ростиславича отказаться от возвращения в Смоленск и вдаться в службу суздальскому правителю. Нельзя исключать и того, что отрезанный от Мстиславичей и отступавший по малознакомым тропам отряд Берладника был перехвачен людьми Долгорукого. Предводитель дружины получил при этом предложение о «перемене флага» — предложение, от которого, как говорят, нельзя было отказаться. Нанесённый галичанами и берладниками под смоленскими знамёнами ущерб полночному краю им предстояло отработать службой Суздалю.

Князю Юрию появление нового подручника было весьма кстати. В малоосвоенном крае ещё одна дружина — большое подспорье. Особую ценность имело наличие в ней берладников, располагавших, подобно их наследникам казакам, солидным опытом и конных набегов, и речной войны. Но прежде князю Ивану и его воям надо было найти волость. Зачаточный финансовый аппарат княжеств требовал перекладки бремени содержания собственных и пришлых дружин непосредственно на плечи населения. Областей для прокормления ротника у суздальских правителей было немало по всему периметру границ. Обстоятельства появления Берладника на службе у Мономашича позволяли подобрать окраину победнее и побеспокойнее.

Не прекращались, например, стычки суздальцев с новгородцами в районе Торжка и по реке Мсте. Острая конкуренция с ними же развернулась в костромском Заволжье. Новгород располагал в этом углу Суздальщины «пятой колонной»: в верховьях и среднем течении реки Костромы с XI века вперемешку с остатками мери и редкими кривичами сидели новгородские словене, карела и ижора²¹. На эту окраину с насельниками сомнительной лояльности Долгорукий и направил весной 1149-го оголодавших, поизносившихся и озлобленных неудачным зимним походом князя Ивана с товарищами.

Историки спорят о географических реалиях летописного сообщения о вылазке «берладьского князя» против новгородских даньщиков²². По мнению одних, действие происходило в районе Торжка и Помостья. По мнению других, Ростиславич оперировал к северу от Ярославля и Костромы: откуда шли пути на Сухону и Вагу, в новгородское Заволочье. Появление в домонгольскую эпоху в костромском Заволжье нового Галича определённо указывает на то, что Берладник был «испомещён» именно там.

Обустройство «заволжской Галичины» происходило примерно в 1149-1152 годах. Возможно, план основания города с громким именем созрел у князя Ивана сразу по приходе на озеро Неро (Галичским оно станет позднее). Ростиславичу и его спутникам из Подкарпатья не могло не броситься в глаза удивительное сходство топографии днестровской столицы с окружённым широкими оврагами прибрежным меряно-словенским поселением, которое они превратили в верхнее и нижнее городища нового Галича²³. Однако мы знаем, что уже летом 1149 года он был брошен в дальний набег. Закладка заволжского тёзки подкарпатского града вряд ли состоялась раньше 1150-го. Впрочем, Ростиславич был скор на руку, и кто знает, не началось ли строительство уже в год неудачного броска на перехват новгородского каравана.

Долго покняжить в новом Галиче ему не довелось. Ведь и тогда, и позднее правители земель старались не позволять служилым князьям и боярам кормиться в одном месте более двух-трёх лет. Основание волостной столицы со звучным именем также не могло способствовать «усыплению бдительности» Долгорукого, у которого неизбежно закрадывались подозрения о замыслах подручника, чьи предки уже имели опыт выкраивания себе отчин на периферии чужих владений²⁴.

Как бы то ни было, «берладьский князь» выполнил первую службу Долгорукому, закрепив край за своим «сюзереном». Основание Галича в области, уже занятой было новгородцами, обустроило для Суздаля один из плацдармов, с которых начиналась долгая дорога московитов сначала на Двину и Печору, потом «за Камень», в Сибирь.

Сведённому с очередного в его жизни галицкого стола Ивану Ростиславичу, скорее всего, сразу было приказано перебираться в Москву. Вне зависимости от чувств князя, возможно, уже прикипевшего к городу с дорогим сердцу именем, его дружина определённо рассматривала перевод в новую волость как «повышение по службе». Земли по Москве-реке и её притокам уже тогда были намного богаче, а климат был явно лучше, чем в суровой «полночной Галичине». Да и отпала необходимость гоняться за новгородцами по бескрайним таёжным тропам и протокам.

Повторим, что появление Ивана Ростиславича на Боровицком холме можно датировать широким промежутком 1151-1153 годов. В пользу 1152-го говорит, однако, ход развития событий в Поднепровье. Осенью предыдущего года Юрий Владимирович вернулся в Суздаль, выбитый сначала из Киева, а затем из Переяславля и Городца Остёрского²⁵.

В своих неудачах несклонный к рефлексии Долгорукий не мог не винить союзников — Владимирка и Святослава Ольговича. Володаревич в свою очередь не раз попрекал суздальского правителя и его детей в преступной беспечности и бездарном ведении войны. Дважды в самые тяжёлые для суздальцев моменты он отказывался спасать свата из беды, поворачивая полки от Киева к Галичу. Наделяя Берладника «лепшей волостью», суздальский правитель показывал галицкому и северскому князьям своё недовольство, подталкивая их к более активной борьбе с Изяславом Мстиславичем. Одновременно после потери Киева возростала угроза переноса Мстиславичами войны на Суздальщину. Нельзя было исключать использования «ратными» дорог, шедших от Смоленска вдоль Москвы-реки и Клязьмы. Сюда и нужно было стягивать Долгорукому свои и пришлые дружины. Проявившаяся в Заволжье склонность Ростиславича к возведению городов и городков также была очень кстати на этой очередной в его жизни украине.

Итак, весной 1152 года, чуть раньше или позже, князь Иван и его разноплемённая дружина появились на Москве. Здесь ему была выделена уже готовая столица: в апреле 1147-го она приняла у себя первую в своей истории «встречу в верхах».

Но деятельная натура князя привела к появлению поблизости сразу двух крепостей — Звенигорода и Перемышля. Оба города расположены на одинаковом расстоянии, в паре дневных переходов от устья Неглимны, на стратегических дорогах в Смоленск и Чернигов. Родство имён, сходство расположения, планировки и конструкции укреплений — всё говорит о том, что у двух подмосковных «сторож» один отец и один крестник. Подчеркнём их изначальную теснейшую связь с Москвой. Поставить два городка на их местах мог только человек, стремившийся укрепить подступы к перекрёстку путей у Боровицкого холма. Их основатель определённо был правителем Москвы и окрестной волости.

Закладка князем Иваном Звенигорода и Перемышля может быть отнесена примерно к 1153 году. Хотя, если прикрытие Москвы и идущих от неё дорог на Ростов и Суздаль было в числе главных поручений Берладнику, не исключена верность «татищевской даты». Обе крепости, или по крайней мере Звенигород, могли быть заложены уже летом 1152-го.

Как и многие его преемники на посту московских властителей, Берладник не мог не строить и в своей очередной столице. Пока ещё трудно делать обоснованные предположения относительно итогов его деятельности для собственно Москвы. Выделим только древнейшую в Кремле церковь Рождества Иоанна Предтечи, которая может быть обязана своим появлением именно князю Ивану²⁶. Не от него ли пошёл и крест Иоанна Крестителя в гербе Галича Мерьского?

Кроме того, с Ростиславичем и его дружиной, возможно, связаны и некоторые другие топонимы Москвы и Подмосковья. Так, к западу от Кремля располагалось урочище Киевец — тёзка дунайского городка²⁷ и вероятное место поселения ивановых берладников. К северо-востоку от Москвы, на Клязьме, в начале древнего Яузского волока, лежит Болшево, датируемое XII веком и почти тёзка галицкого местечка Болшев, где знаменитый боярин Пётр Бориславич узнал в 1153 году о смерти Владимирка²⁸.

Конец «московского княжения» Берладника пришёлся, думается, на 1155 год. Смерть Изяслава Мстиславича в конце предыдущего и возвращение Юрия на киевский стол весной этого года снизили угрозу Суздалю со стороны Смоленска. Одновременно возросло значение союза Долгорукого с Ярославом Галицким, ценным помощником в южнорусских делах. Последний не мог не утроить просьб о выдаче ему Ростиславича.

Характер отношений Мономашича и князя Ивана не позволяли суздальскому суверену сразу же пойти на столь вероломное нарушение клятв. Первым, промежуточным шагом было сведение с волости и помещение «за приставы». Чуть погодя последовало заточение, а после ещё нескольких месяцев торга с Осмомыслом настал черёд этапирования Берладника в Киев осенью-зимой 1156-1157 года.

Забытые Москвой и москвичами труды Ивана Ростиславича и его дружины на Московщине прерваны были внезапно. Впрочем, изгой был, наверное, доволен, что ему не довелось, подобно боярину Кучке ценой жизни надёжно застолбить место в истории «царствующего града». Судьба хранила галицкого «неудаху» для ещё одной пары «подписей» на карте. В период службы у князя Изяслава Давидовича в 1159-1161 годах наш герой снова строит Перемышль и Звенигород, теперь на Оке и её небольшом притоке Неполоди. Но это уже другая история…

• _{1. Деяния князя Ивана разбирались во многих академических и научнопопулярных работах. Из последних биографических очерков необходимо упомянуть: Котляр Н. Ф. Формирование территории и возникновение городов Галицко-Волынской Руси IX-XIII вв. Киев. 1985. С. 102-106; Перхавко В. Б., Пчёлов Е. В., Сухарев Ю. В. Князья и княгини Русской земли IX-XVI вв. М. 2002. С. 156-164; Майоров А. В. Галицко-Волынская Русь. Очерки социально-политических отношений в домонгольский период. Князь, бояре и городская община. СПб. 2001. С. 211-240.}
• _{2. Труды Берладника и его дружины на черниговской и суздальской службе начинают привлекать всё большее внимание и вызывают горячие споры. См.: Толочко П. П. Історичні портрети:Із історії давньорускої та європейськоїполітики X-XII ст. Київ. 1990. С. 187-238; Аверьянов К. А., Водарский Я. Е. Акт научно-исследовательской экспертизы Института российской истории РАН о дате основания Галича Костромской области//Город Галич: История возникновения и развития. Галич. 2006. С. 80-122; Авдеев А. Г. О времени основания Галича//Авдеев А. Г. Житие преподобного Паисия Галичского. Исследования и тексты. М. 2009. С. 236-245.}
• _{3. До сих пор не устарел взгляд М. К. Любавского на тянувшую к Москве в суздальский период область (Любавский М. К. Образование основной государственной территории великорусской народности. Объединение и заселение Центра. Л. 1929. С. 32-34), что подтверждено безвременно ушедшим талантливым историком из Минска В. Н. Темушевым (1975-2011). Диссертация исследователя «Территория и границы Московского княжества в середине XIII — первой половине XIV в.», статьи и замечательные карты доступны на интернет-сайте www.hist-geo.net.}
• _{4. Вокруг Москвы как центра юго-западной окраины Суздальщины достаточно рано должна была сформироваться «городовая волость» 3-го типа по классификации П. П. Толочко (Толочко П. П. Город и сельскохозяйственная округа на Руси в IX-XIII вв.//Древние славяне и Киевская Русь. Киев. 1988. С. 123).}
• _{5. Новосельцев А. П., Пашуто В. Т., Черепнин Л. В. Пути развития феодализма (Закавказье, Средняя Азия, Русь, Прибалтика). М. 1972. С. 161-162, 163-165; Древнерусское государство и его международное значение. М. 1965. С. 51-68; Толочко А. П. Князь в Древней Руси: Власть, собственность, идеология. Киев. 1992. С. 83-84, 150-162, 177-181.}
• _{6. Подробный разбор её историографии имеется в разделе Р. А. Рабиновича о Берладнике и берладниках в коллективной монографии: «И… разошлись славяне по земле». Из истории Карпато-Днестровских земель VI-XIII вв. Кишинёв. 2002.}
• _{7. Полное собрание русских летописей (далее — ПСРЛ). Т. II. СПб. 1908. Стлб. 316, 338.}
• _{8. Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов. М. 2000. С. 28.}
• _{9. ПСРЛ. Т. II. Стлб. 489.}
• _{10. Котляр Н. Ф. Указ. соч. С. 103; Перхавко В. Б. и др. Указ. соч. С. 159-160; Толочко П. П. Указ. соч. С. 214-218.}
• _{11. Кучкин В. А. Юрий Долгорукий//Вопросы истории. 1996. №10. С. 44-53.}
• _{12. Аверьянов К. А. Топонимика как источник по истории колонизации Верхневолжского бассейна//Памятники истории и культуры Верхнего Поволжья. Нижний Новгород. 1991. С. 42-46.}
• _{13. Любавский М. К. Указ. соч. С. 6-7.}
• _{14. Раппопорт П. А. Очерки по истории военного зодчества Северо-Восточной и Северо-Западной Руси X-XV вв. М.; Л. 1961. С. 14, 17-20; Рабинович М. Г. К истории русской фортификации (укрепления Перемышля Московского)//Культура Древней Руси. М. 1966. С. 209-214; Краснов Ю. А. Древний Звенигород//Звенигородский краевед. Культурное наследие Одинцовской земли. М. 2003. С. 11-12; Юшко А. А. Звенигород Московский и удел звенигородских князей. М. 2005. С. 40-42, 62; Авдеев А. Г. «Град Галичь первой…». О времени, месте и исторических обстоятельствах основания города Галича//Костромская земля. Краеведческий альманах. Вып. 6. Кострома. 2007. С. 58-81.}
• _{15. Татищев В. Н. История Российская. Т. III. М. 1994. С. 44, 241.}
• _{16. Одним из ключевых аргументов сторонников появления города Перемышля в XIV в. является упоминание в завещании Ивана Калиты и волости Перемышль, и села Перемышльского, которое якобы было центром волости и только впоследствии превратилось в город (Аверьянов К. А. Перемышль//История сёл и деревень Подмосковья XIV-XX вв. Вып. 1. М. 1992. С. 122-128; Шполянский С. В. Перемышль Московский: к вопросу о времени возникновения и статусе города//Труды Государственного Исторического Музея. Вып. 111. М. 1999. С. 147-150). При этом не учитывается, что в случае со столь громким эпонимом именно он первичен, и только он может передать своё имя волости и селу. 17. Пресняков А. Е. Образование Великорусского государства. М. 1998. С. 38.}
• _{18. Археология Костромского края. Кострома. 1997. С. 230.}
• _{19. Роль этого горододельца, пришедшего к Долгорукому в составе дружины Берладника, в сооружении в 1156 г. валов Московского кремля с применением польской «крюковой» техники — отдельная интересная тема. См.: Раппопорт П. А. Указ. соч. С. 109-112; История Москвы с древнейших времён до наших дней. Т. 1. М. 1997. С. 19.}
• _{20. Кучкин В. А. Указ. соч. С. 43-44.}
• _{21. Рябинин Е. А. Костромское Поволжье в эпоху Средневековья. Л. 1986. С. 105-108; Археология Костромского края. С. 171-174.}
• _{22. Насонов А. Н. «Русская земля» и образование территории древнерусского государства. Монголы и Русь. СПб. 2002. С. 97, 170; Кучкин В. А. Формирование государственной территории Северо-Восточной Руси в X-XIV вв. М. 1984. С. 90.}
• _{23. Леонтьев А. Е. К предыстории г. Галича по археологическим данным//Город Галич: История возникновения и развития. Галич. 2006.}
• _{24. Рапов О. М. Княжеские владения на Руси в X — первой половине XIII в. М. 1977. С. 68-72.}
• _{25. Кучкин В. А. Юрий Долгорукий. С. 49.}
• _{26. Впрочем, высказывалось предположение и о связи этого храма с одним из сыновей Долгорукого Иваном, умершим в феврале 1147 г.//Рапов О. М. Кто срубил град Москву на Боровицком холме? М. 1997. С. 27-28.}
• _{27. Коновалова И. Г., Перхавко В. Б. Древняя Русь и Нижнее Подунавье. М. 2000. С. 20-38.}
• _{28. ПСРЛ. Т. II. Стлб. 463. Культура средневековой Москвы: Исторические ландшафты. Т. 1. М. 2004. С. 236.}